Глубина [сборник] - Сергей Лукьяненко

Значит — правда. Человек, вошедший в виртуальность напрямую?

— Администрация «Лабиринта» все еще пытается проследить его канал связи, — бросает Урман. — Но через пять, максимум — восемь часов, по данным наших экспертов, они придут к тем же выводам, что и мы. Тогда начнется настоящая паника.

Представляю. Уровень будет изолирован, а возможно, и весь «Лабиринт Смерти» очистят от игроков. Будут спешно прорублены прямые проходы на тридцать третий уровень — то, что их пока нет, вовсе не означает, что создать их невозможно. Отключат всех монстров, погрузят в стазис здания — чтобы Неудачника ненароком не зашибло упавшим кирпичом. Толпа психологов, хакеров, чиновников, Анатоль с Диком — все они хлынут на опустевший уровень. Окружат Неудачника заботой и лаской, на руках понесут к выходу…

Можно смело предположить, что мои услуги им не понадобятся.

— Вы согласны сотрудничать с нами?

Смотрю на Урмана — вроде бы он не шутит.

— Я уже работаю на человека, чьего имени не знаю.

— Возможно, он обещает вам очень многое, этот таинственный мистер Икс. Но оказал ли он хоть какую-то помощь?

Качаю головой.

— Если вы и впрямь — Стрелок, то могли убедиться, что обычные методы к Пловцу неприменимы. Еще пара попыток ничего не изменит. Затем «Лабиринт» изолируют, и проблемой займутся владельцы… аттракциона.

Последнее слово он произносит с некоторым презрением.

— Кто бы ни нанял вас, основанием ему служили вовсе не ваши дайверские таланты.

— А что?

Теперь он заставил меня растеряться.

— Куда проще было перекупить дайверов «Лабиринта». Или нанять группу. Да, узнать ваши подлинные имена — сложно. Но встретиться и предложить работу — вполне возможно. В конце концов вы живете этим. Вашего таинственного работодателя привлекло что-то более серьезное, чем способность выходить из виртуального мира.

Казалось бы, у меня есть все основания раздуться от гордости. Но становится только тревожно.

— И мне кажется, — задумчиво говорит Урман, — что он был прав. Пловец — работа для вас. Главная работа вашей жизни. И я могу помочь с ней справиться.

Вряд ли он сможет предложить мне Медаль Вседозволенности. Такие вещи все-таки не покупаются. Но ставка велика, и награда может быть очень, очень большой.

Зачем мне Медаль, если до конца дней своих я могу не заниматься незаконными делами в виртуальности?

— Вы подписали контракт? — спрашивает Урман.

— Нет.

— Устная договоренность?

— Нет.

— Тогда о чем вы беспокоитесь?

Молчу. Я не знаю, почему держусь за предложение Человека Без Лица. Он силой принудил меня к встрече. Отправил в «Лабиринт», не объяснив абсолютно ничего. И обещание, данное им, вполне может быть блефом.

— Мне надо подумать.

— Хорошо, — соглашается Урман. — У нас почти гарантированно есть пять часов… вы, очевидно, нанесете новый визит в «Лабиринт»?

Неопределенно киваю.

— Я предприму собственные действия, — говорит Урман. — Вы их обязательно заметите, дайвер. И сможете сделать выбор.

— Туманно, Фридрих.

Урман недоуменно хмурится, пока программа-переводчик пытается понять, что я говорю не о погоде.

— Чем, собственно, я для вас ценен?

— Вы поймете, дорогой Иван-Царевич. Да, кстати, кто Пловец по национальности? Как вы думаете?

— Русский… — машинально отвечаю я.

Урман насмешливо кивает.

— Возможно, возможно… До свидания, дайвер. Подумайте и примите решение.

Одновременно с этими словами двери распахиваются и появляются стражники. На этот раз они не держат мечи наголо.

— Вас проводят к мосту, — сообщает Урман.

10

То ли за мной не следят, то ли делают это слишком искусно, чтобы Вика забила тревогу. Я поднимаюсь на стену, провожаемый взглядами охранников, ступаю на мост из волоса.

Интересно, сколько метров я смогу пройти, не выходя из глубины?

Шаг-другой — нить дрожит под ногами, голова кружится. В сотнях метров внизу, в нагромождениях скал, вьются голубые ленточки рек и мерцают оранжевым жаром озера лавы.

— Эй, дайвер, шатаешься! — насмешливо кричат в спину.

А я уже не шатаюсь — падаю.

Наверное, так срываются грешники-мусульмане, пытаясь пройти в свой рай, к ласковым гуриям и горам рахат-лукума…

Ноги соскальзывают, лечу, цепляюсь за нить — и та равнодушно срезает мне пальцы на руках. Воздух ударяет в лицо, холодно и хлестко, приглашая в короткий путь, скалы кружатся внизу, вырастая и ощетиниваясь иглами верщин. Когда я коснусь камней, сервер «Аль-Кабара» отрапортует, что я подвергся смертельным перегрузкам, — и сработает дип-программа выхода.

Но мне совсем не интересно, какой болью расцветит смерть мое воображение.

Глубина-глубина, я не твой…

На экранах — кровь. Привычная картина.

Я стянул шлем, навалился на стол, дернул из разъема телефонный провод.

— Обрыв связи! — сказала Вика. — Нет тонового сигнала в линии! Проверь разъем!

— Все в порядке, — втыкая провод на место, пробормотал я. — Перезагрузка.

— Серьезно?

— Да.

На мониторе голубизна и падающий человечек. На душе гадко.

Я ввязался в очень серьезную историю. Если «Аль-Кабар», «Лабиринт» и те, кто стоит за Человеком Без Лица, сцепятся из-за Неудачника… Ой-ей-ей… Лучше не попадать между таких жерновов. Лучше всего теперь на пару недель забыть про виртуальность. Резаться в обычные игры, пить с Маньяком пиво, апгрейдить компьютер, съездить куда-нибудь в Анталию, где еще тепло, покупаться в море.

Конечно, придется забыть о Вике. О настоящей Вике. Надолго.

Навсегда распрощаться с мечтой о Медали Вседозволенности.

И, конечно, вычеркнуть из памяти Неудачника.

А кто он, собственно говоря, такой, чтобы переживать за него? Хомо Компьютерис? Человек компьютерный, способный входить в виртуальное пространство без всяких модемов-телефонов? Ну и что? Не стоит надеяться, что его способность, если она действительно есть, можно легко перенять.

Специалисты всех мастей будут исследовать его, снимать энцефалограммы и замерять мыслимые и немыслимые параметры. Неудачника будут усаживать перед компьютерами разных типов, подключать и отключать модемы, привозить к телефонным линиям и прятать в подземные бункеры. И требовать — войди в глубину… расскажи, что ты чувствуешь… какое ощущение возникает в большом пальце левой ноги при входе в виртуальность и как меняется стул после трех суток в виртуальном мире. Проведет он остаток своих дней где-нибудь на охраняемой швейцарской вилле или в пустынях Техаса, в каком-нибудь научном центре ЦРУ. Очень ценная и уважаемая морская свинка.

Впрочем, он русский, наверное — российский гражданин. Если кинуть информацию о Неудачнике в открытую сеть или соответствующим органам…

Я даже засмеялся от собственной наивности. Ну и что? Пошлет старушка Россия авианосцы и танковые бригады на охрану Неудачника? Мало ли талантливых программистов было вывезено из страны — четырнадцатилетнего парнишку из Воронежа Сашу Морозова, например, увезли спецрейсом. Никому у нас не нужны мозги. Разве что разведка соберет остатки былой смелости и перехватит Неудачника. Лишь для того, чтобы замуровать в собственном исследовательском центре, где-нибудь в Сибири или на Урале…

Когда возникала глубина — ее знаменем была свобода.

Мы независимы от продажных правительств, обветшалых религий и пуританской морали. Мы свободны во всем и навсегда. Информация не имеет права быть засекреченной — и мы вправе говорить обо всем. Свободу передвижений нельзя ограничить — и Диптаун не будет знать границ. Мы отстоим свое право иметь все права. Мы изгоним из наших рядов лишь тех, кто восстанет против свободы.

Как наивны и восторженны мы были!

Люди нового, кибернетического мира, свободного и безграничного пространства!

Упивающиеся свободой, играющие ею, словно ребенок, вставший с постели после долгой болезни, радостные и гордые собой. Интересы глубины — все для нее, все во имя ее, во веки веков… аминь.

Но почему я все-таки верю в эти смешные лозунги с той же радостью, как в детстве верил в коммунизм?

Почему мне так хочется верить — вопреки всему?

Преступая законы, громя чужие компьютеры, воруя чужую «интеллектуальную собственность», не платя нищей родине налоги, не доверяя никому, кроме десятка друзей, — и верить во что-то теплое, чистое и вечное? В свободу, доброту и любовь?

Наверное, я просто из той породы, что иначе жить не умеет.

И, в общем, никто мне не мешает верить в свободу и дальше. Отсидевшись в реальности десяток дней, сменив каналы входа в глубину и сетевой адрес.